The Puppet Show

Well I've seen your eyes as they flicked on me full of confusion.
Your snarl is just so condescending, try to explain that we're onto a win;

The Killing Moon;

«If it's true you're gonna run away, tell me where, I'll meet you there. Am I snapping the excitement, if I pack away the laughter, and tell you how it feels.»

1. Имя и фамилия персонажа.
Heather Marnie Swinburne; Хизер Марни Суинберн.
Вступив в стаю Фенрира, нередко представлялась своим вторым именем Марни (что, якобы, должно было символизировать отречение от жизни до обращения). Тем не менее, все равно предпочитает, чтобы все ее звали просто Хизер, без каких-либо сокращений и всего прочего.

цитата:

Heather \he(a)-ther\ as a girl's name is pronounced HEH-ther. It is of Middle English origin. Flower name: an evergreen flowering plant that thrives on peaty barren lands, as in Scotland.

2. Место и дата рождения.
Поселок Лакси (англ. Laxey), расположенный на восточном берегу острова Мэн.
Родилась второго августа 1946ого года; 31 год.

3. Род деятельности.
Оборотень в стае Фенрира.

4. Родственники и чистота крови.
Магглорожденная;
Margery Ann (Rooper) Swinburne; Маргери Энн (Рупер) Суинберн: мать. Работает в переоборудованном из шахты музее рядом с водоподъемным колесом Леди Изабелла. Маггл.
Chandler Henry Swinburne; Чендлер Генри Суинберн: отец. Хозяин сети рыбацких магазинов по всему острову. Маггл.

5. Подробная биография персонажа.
Ты надеваешь капюшон, прячешь свои рыжие волосы, заправляя их под воротник – так никто тебя не заметит. Зря ты убежала так далеко от стаи сегодня ночью; ты такая слабая, когда одна, что начинает болеть в груди при каждом взгляде на тебя, хотя почти никто этого не видит. Оглядываешься, огни в домах погасли. Как же тихо и жарко. Твоя кожа горит, хоть и покрыта мурашками, ты сама не знаешь как себя чувствовать. Ты даже не знаешь зачем ты сюда пришла, лучше уходи пока не поздно, спрячься в лесу и жди, пока не уснешь укрывшись мокрым мхом. Не дай воспоминаниям поглотить тебя – ты ведь еще не настолько слаба; сделана ты из железа и камней, тебя же не так просто сломать – ты сама так говоришь, хотя сложно в это поверить. Говоришь, что не чувствуешь боли, но что же это тогда ноет в твоем сердце, в твоей голове? Аккуратно переступаешь через корни деревьев, отводишь от себя ветки (тебе плохо это удается, одна из них оцарапала тебе лицо, ты очень похожа на ободранную кошку. Тебе становится стыдно, хочешь уйти, но продолжаешь идти дальше). Отсюда хорошо виден Лакси с его крошечными домами (один из них был твоим когда-то; когда-то, когда ты действительно была ободранной кошкой, а не волком), ветки почти перестали лезть тебе на лицо; на мгновение в твоей голове появляется мысль, что все хорошо, и ты спокойна, но сердце предательски забилось еще сильнее – ты опять потеряла надежду. Где-то поблизости завыла собака. Можно было даже услышать, как хрустят листья под ее лапами, когда она бежит; ты останавливаешься, прижимаешься к земле – кажется, Бродяга Пит не спит и бродит по деревне со своим кузеном Вонючкой Джимом и их сворой диких собак. «Лишь бы он меня не увидел», думаешь ты опирась на одно из последних деревьев. Теперь тебе предстоит идти по дороге, и каждый в этом месте бедняга, страдающий бессонницей, может узнать тебя, ту самую Хизер, рыженькую девчонку, которая летом разносила почту по утрам (это было так давно, тебе было пятнадцать, а может чуть меньше, но память у здешних чертовски хорошая). Лакси был отвратителен тебе, как и все люди, населявшие его, но ты здесь родилась, и ты еще не закончила все свои дела. И вот ты направилась в сторону центральных улиц, опасаясь быть увиденной (никто не должен знать, что ты жива; родители непременно об этом узнают, бросятся на твои поиски. Тебе придется их убить), приблизилась к дому под номером пятьдесят шесть, заглянула в окна. Никого здесь не было. Маргери и Чендлер уже перестали здесь ночевать – они вывезли большую часть мебели, а так же все вещи представляющую хоть какую-то ценность, им оставалось только вернуться сюда в последний раз и забрать все остальное. Ты оборачиваешься на какой-то шум – видимо, ветер опрокинул мусорный контейнер. Боже, что с тобой станет, если об этом узнает стая. Если они узнают, что ты пугаешься каждой тени, представляя, что это какой-нибудь маггл, которого ты знала в своей прошлой жизни. Например, Питер Стреатоун из дома напротив. Когда ты покинула дом, он был еще мальчишкой, сыном рыболова; теперь, наверное, он возмужал, сам ходит в море и ставит сети. Взрослый, маггловский мальчишка был такой же рыжий, как ты, и был влюблен в тебя по уши. В прошлом месяце ты переломала, должно быть, почти все кости его матери (она оказалась не в том месте, не в тот час), твои руки были в ее крови, ты мысленно смеялась с остальными; ты будто бы откусила кусок полной луны, узнала какова она на вкус и запила ее кровью. И как теперь ты посмотришь в глаза рыжему, взрослому мальчишке? Он обнимет тебя, закричит во все горло от радости, что ты жива, а тебя скорее всего стошнит ему прямо на ботинки (тебя вывернет наизнанку, Хизер), и если кричать он будет не так громко, ты убьешь его прямо на месте любым способом, и будешь чувствовать себя опустошенной, глупой. Ты не получишь никакой радости, его труп не будет чем-то чем ты сможешь гордиться. Но сейчас рыжий мальчишка спит и видит свои маггловские сны, спасая тем самым себе жизнь (жаль, что его мать была не такой удачливой).
Волшебная палочка упирается тебе в бедро (тебе больше некуда было ее положить, и ты заправила ее в потрепанные джинсы), взяв ее в руки, ты подносишь ее к замку («Надеюсь они сняли запирающее заклинание, надеюсь они сняли запирающее заклинание...») и тихо произносишь: – Алохомора. Ничего не происходит, ты упираешься концом палочки в замок с такой силой, что кажется что, та сейчас сломается. – Черт, черт, черт! Алохомора! Да откройся же!
Щелчок, благословенный щелчок, как ты назвала его про себя. Ты улыбаешься, Мерлин, ты выглядишь полной дурой с этой улыбкой на лице. Хорошо, что в темноте ее почти не видно. Заходишь внутрь, с порога тебя обдает резким, терпким запахом, от которого горчит во рту; здесь всегда так пахло, но теперь ты находишь это таким странным. Хмуришь брови, снова жалеешь, что пришла сюда и тебе становится жутко неуютно. Родители считают, что ты умерла, и ты будто бы чувствуешь, как твой собственный призрак бродит по комнатам, следит за каждым твоим шагом. Наверное, твои мать и отец тоже ощущали на своей коже холодок, а потому и купили новый дом в ближайшем городе, тоже пропитанном морским воздухом. Ветер захлопнул дверь за тобой, и ты вздрогнула, тут же прикрыв рот руками, чтобы не издать ни звука. Хизер, ты – ободранная кошка, убегай; забудь о том, что уже не является частью твоей жизни, уходи! Не поднимайся по лестнице! Но ты уже на первой ступеньке, ты вцепилась в перила, пальцы твои побелели. Не приближайся к двери! Уходи! Но ты уже поворачиваешь ручку, сердце колотится с еще большей силой (куда уж с большей, Хизер?), заходишь в свою старую комнату. Ты опять улыбаешься – все твои вещи на месте, только теперь они сложены в большие коробки, но они хотя бы здесь. Все твои воспоминания, вещи за которыми ты пришла. Нет-нет, ты даже не думаешь рассказывать об этой вылазке стае, они и так ничего не узнают – с собой ты возьмешь совсем немного. Ты не хочешь чтобы никто не узнал о твоей слабости («Я сильная; я из железа, а не плоти, и сердце мое из камня»). Пока еще не поздно, Хизер, уходи и не трогай коробки! Но что это в твоих руках? Твой старый дневник, который ты вела будучи маленькой девочкой? Не смей открывать его. Не смей читать первую страницу. Не смей плакать! Утри слезы, одинокая кошка, ты ведь больше ею не являешься; ты, Мерлин тебя побери, волк, твое место не здесь.
«Мы едем уже долго. Не помню, было ли так в прошлом году. Дорогу явно сделали длиннее, а еще более извилистой, писать ужасно неудобно. Джейн заболела и спит. Как можно заснуть в поезде? Даже если я бы заболела, я уж точно не стала бы спать! Как скучно! А еще спина затекла и чешутся ноги – зачем я так рано напялила школьную форму, мы наверное еще и полпути не проехали! Мерлин, скорее бы в Хогвартс. Мне здесь нравится, лучше чем дома, жаль только что я Нустальфа не могу взять с собой, мама плохо его кормит и не дает ему бегать. Я вот всегда бегаю с Нустальфом... Люблю бегать, я очень быстрая.
Дорогой дневник, мы подъезжаем к Хогвартсту. Напоминаю, что я настоящая гриффиндорка, со мной Джейн (она уже проснулась, ну слава Мерлину), и я почти что не волнуюсь. Нет, я волнуюсь. Ох, почему я волнуюсь, дневник? Что за глупости? Я взрослая, распределение на факультеты уже давно позади (то есть, все самое страшное и волнительное), почему трясутся коленки? О, они трясутся потому что поезд трясется! Боже, конечно! Все хорошо, дорогой дневник, я напишу о своих впечатлениях о втором курсе позже.
Первое сентября, Хогвартс-Экспресс.»
Хизер, что ты наделала? Ты захлопываешь тетрадь, крепко прижимаешь ее к телу и закрываешь глаза. Никто тебя не увидит, кошка с волчьей жизнью. Ты громко всхлипиваешь (только не это, не разбуди соседей!) и тебя вновь бросает в дрожь. Кажешься такой беззащитной в обнимку со старым дневником, неужели забываешь кто ты есть на самом деле? Убитые души ничего не забывают и не могут быть убиты дважды; не забывай кто ты, Хизер. Распусти свои рыжие волосы, смахни слезы, позволь луне – твоему единственному Богу, возродиться в отражении твоих глаз. Выпусти кишки всех тех, кого ты раньше знала, позволь себе насладиться видом и запахом их крови. И ради всего святого, выпусти из рук тетрадь... но ты не выпускаешь. Ты листаешь ее дальше, смотришь на фотографии, вклеенные в нее. Вот твой отец, Чендлер, вот твоя мать, Маргери. Твоя фальшивая семья, они ведь уже похоронили тебя заживо, прекратив надеяться на то, что они найдут тебя когда-нибудь. Теперь они будут жить где-нибудь в Порт-Сент-Мэри. Забудь про все, что они дали тебе до обращения – ничего из этого уже не имеет смысла. Все ценности – фальшивка. Вспомни тот день, когда тебе пришло письмо из Хогвартса, вспомни ужас и страх на лицах этих двух магглов. Они были в ужасе от тебя, хоть и не подавали виду. Неужели ты бы хотела вернуться в то время? Ты никогда не была счастлива – никто не верил в твои способности, не верил, что ты будешь настолько сильной. Сильнее их всех, способной втоптать в землю сломанные кости твоих жертв.
Ты закрываешь глаза и ложишься на пыльный пол, погружаясь в свои мысли. В воспоминания. Упрямая ты, Хизер, упрямая дура. Ты невольно понимаешь, что действительно скучаешь по детству, когда все было чуть сложнее и проще одновременно. Ты хорошо помнишь свои годы в Хогвартсе: вечно хотела сбежать с уроков, но ни разу не решилась; тщательно готовила каждое сочинение, зубрила главы книг, но никогда не получала хороших оценок. В тебя все равно никогда не верили, но ты и твои способности – они реальнее всего на Свете. Даже тогда, до того, как ты стала оборотнем, вы были реальны. Ты всегда была немного дикаркой; животным, которое одели как человека, и как бы ты ни старалась, ты не могла ужиться среди всех этих людских декораций. Была ободранной кошкой среди людей, но теперь, Хизер, ты волк в настоящей стае; чувствуешь волнение и гордость выпущенные по твоим венам?
На тебя страшно смотреть. Разлеглась на полу, вся в отчаянии, закрыв руками лицо. Из-за отсутствия мебели было сложно узнать твою комнату; помимо того, что она казалась больше, воздух был тяжелым, и стены будто бы сжимались, и разжимались только тогда, когда ты уже совсем не могла дышать. Ты пытаешься успокоится, встаешь на колени, вытирая рукавом нос, а под тобой скрипят половицы, да так громко и продолжительно, что этот звук въедается в твое сознание, и кажется, продолжает звучать у тебя в мозгу. Сумасшедшая.
Думаешь, что было бы, не покусав тебя тот оборотень? Это произошло как раз в лесу, в котором ты пряталась сегодня. И вот ты снова прокручиваешь в голове как это было: сворачиваешь с дороги, бежишь быстро, едва ли не обгоняя Нустальфа. Это были зимние каникулы, твой последний год в школе. Снега почти не было, но каждый день лил дождь, а выходить к порту было страшно: волны были огромными, а ветер так и норовил скинуть тебя в воду и позволить морю убить тебя. Поэтому ты бегала только в лес, где деревья были такими густыми и близко посаженными друг к другу, что ни ветер, ни свет не могли туда пробиться.
^1. И вот опять ты убежала, неряшливо накинув на себя куртку и теплый шарф. Вечер выдался спокойным, во всяком случае, спокойнее предыдущих. Волосы ты убрала в хвост, но во время бега тот растрепался, и теперь волосы то развивались на ветру, то падали тебе на лицо. Уже темнеет, а ты все бежишь, спотыкаясь, хотя сил уже нет и ноют суставы. Железо и камень, Хизер, железо и камень; ты так просто не сдаешься. Нустальф все еще бежал чуть впереди тебя, время от времени сворачивая в разные стороны, напав на след какого-нибудь животного. Наконец, ты останавливаешься чтобы перевести дух – ты уже достаточно далеко, можно бежать обратно. Но что это? Совсем новая тропа. Не та, к которой ты привыкла. И как ты тут оказалась, ободранная кошка? Неужели ветер сбил тебя с толку? Ты ведь не глупа, так почему же потерялась в месте, которое знала лучше всего? И где твоя волшебная палочка – неужели ты и ее потеряла по дороге (ощупывая карманы и рукава, ты ее не находишь).
Ты ходишь по кругу, подбегаешь то к одному дереву, то к другому, еще больше сбивая себя с толку. В панике оглядываешься снова и снова, будто бы это хоть как-то поможет найти дорогу обратно. Кричишь Нустальфу «Домой! Беги домой!», но глупая собака с недоумением смотрит на тебя, не сходя с места, и виляет хвостом, чем еще больше раздражает тебя. И, Боже, как болят твои ноги – ты бежала гораздо дольше, чем думала. Прыгнула выше собственной головы, а теперь жалеешь об этом, потирая колени замерзшими пальцами. На острове темнеет рано, особенно зимой, и хоть ты просидела на холодной земле в лесу долго (тебе так казалось), точно не было еще и десяти часов вечера, а на небе ярким, круглым пятном уже появилась полная луна. «Сидеть или бежать? Сидеть или бежать? Сидеть или...», повторяешь про себя эту фразу, пытаясь вспомнить путь, по которому ты добралась до этого места, вероятно, самого ядра жуткого леса. Ты все же решаешь сидеть (сил слишком мало), и начинаешь кричать (может так кто-то услышат твое мяукаенье, потерянная кошка). Тебе страшно – обессиленная застряла ночью в лесу, а Нустальф такой же бесполезный, как клетка из деревьев, окружившая тебя. Ты вздрагиваешь – слышишь, как где-то поблизости зашуршали кусты и хрустнули ветки. – Я здесь, рядом! Я потерялась! Помогите, пожалуйста, – ты вскакиваешь с места, твои ноги гудят и налились свинцом (какая ирония, когда-то Лакси был центром добычи свинца, про это писали в брошюре!). – Эй, помогите! – вновь кричишь ты, приближаясь к источнику шума. Вряд ли охотники. Думаешь, что это животное. Скорее всего олень; но (странно) Нустальф не отреагировал на шум. Впрочем, ты уже не надеешься, что старая, глупая собака тебе поможет. Тем не менее, пес также вскочил, увидев куда ты идешь, и побежал вперед. Глупый, очень глупый пес. Прикажи ты ему стоять, позволила бы Нустальфу прожить еще год, или два. Ты услышала собачий визг, короткий, но громкий, и ускорила шаг (пока ты бежала сюда, подвернула ногу, теперь ты хромаешь, а ногу сводит с каждым твоим шагом). Тебе осталось подняться на небольшую возвышенность прямо перед тобой и посмотреть, что происходит. И ты поднимаешься, смотря под ноги, чтобы не наступить в охотничью яму (ты знаешь практически каждую в этом лесу, но в этой части ты еще никогда не была). Тебя тут же что-то отбрасывает назад, чертова неведомая тебе сила, ты едва успеваешь прижать руки в голове. В глазах темнеет, ты ненавидишь внезапность, но ты находишь силы смахнуть с лица грязь и посмотреть на своего врага. Огромная, мохнатая глыба. Ты смотришь на это существо в полном недоумении, у тебя не хватает мозгов испугаться и попытаться бежать (хотя и это у тебя вряд ли бы вышло). Смотришь прямо в глаза этому монстру и видишь в них безумие. Безумие человека, а не простого животного. Страх поразил твое тело раньше чем разум, поэтому сама того не замечая, ты начала пятится назад, все еще не вставая с земли и не отводя взгляда от чудовища. – Боже, прости меня за все мои грехи, аминь. Пожалуйста, Господи, пожалуйста, – едва слышно произносишь ты, осознавая опасность, в которую тебя втянула собственная глупость. «Оборотень, это оборотень, настоящий, о, Мерлин...». Существо подобное волку почти не обращает на тебя внимания – так ты хочешь думать. Оно встает на задние лапы и поднимает голову к черному небу, воет (и вой этот похож на человеческий крик; голос такой хриплый, страшный, у тебя сводит скулы). Ты умрешь так и не начав жить, прямо сейчас; ты прощаешься со всеми, кого любишь и ненавидишь, произнося вслух их имена, тебе тяжело это дается. Оборотень возвращает на тебя свой дикий взгляд, и ты замечаешь кровь на его пасти (бедный Нустальф) и огромных лапах. – Аминь. Ты теряешь сознание еще до того, как монстр приблизился к тебе, твой мозг не выдерживает напряжения, пока твое тело парализовано страхом, и ты не знаешь, что делать перед смертью. Надо ли вспоминать всю свою жизнь, надо ли молиться, надо ли вспоминать самые смешные шутки на свете, надо ли петь заводные песни, пока льется твоя кровь? Ты не готова к таким вопросам, ты никогда не знала смерти. А теперь она так близко, что можешь ощутить ее тяжесть на кончиках ресниц и вместе с кислородом в твоих легких.
Открываешь глаза – оказывается, ты пробыла без сознания меньше минуты, хоть этот сладкий сон в небытии казался тебе чем-то вечным и прекрасным, ведь ты не чувствовала боли. Ты была почти что из железа и камней, но все еще оставалась ободранной кошкой. Как много у тебя лиц и имен, Хизер. Оборотень оцарапал тебе ногу (ты даже услышала, как рвется твоя кожа, и тебя чуть не стошнило); горячая кровь была как одеяло для твоих раненых конечностей. Все еще бушевал холодный ветер.
Укус. Первый, второй, третий. Сколько раз тебя укусил оборотень и почему ты еще жива? В кого ты такая сильная, потерянная кошка? В тебя никто не верил, а ты продолжала жить, хоть и истекала кровью.
Под тобой образовывается темно-красная лужа, которое вскоре обрела почти черный цвет, смешавшись с грязью. У тебя кончаются силы даже кричать, но такую боль ты никогда не испытывала, и вряд ли испытаешь – ты умрешь. Никто в тебя не верит. Но почему ты еще не умираешь? Слишком долго, луна скоро скроется за тучами, а твое сердце все еще колотится. Совсем скоро, ты даже не видишь ее больше на небе (а может это в глазах твоих так потемнело?). Как тяжело, как больно, и совсем не страшно. Умирать никогда не бывает легко, повторяешь про себя эту фразу.
Теперь ты точно теряешь сознание, причем не так как прежде. Все оказывается гораздо хуже, слабость едва позволяет тебе моргнуть еще пару раз, прежде чем глаза окончательно закрылись.
До самого утра. Ты держалась до самого утра, как будто бы ты хочешь, чтобы в тебя поверили. Хоть кто-нибудь. Это был твой, так называемый, счастливый конец. Правда, как правило счастливые концы – это просто незаконченные истории, но сейчас ты выживаешь. Ты можешь то, чего не может практически никто – победить смерть в этой кошмарной схватке.
Когда ты очнулась в больнице Св. Мунго, тебе рассказали, как было изуродовано твое тело.
– Меня спас какой-то мужчина? Кто? – обращаешься ты к молоденькой целительнице, которая вздрагивает от удивления (ведь ты только сейчас заговорила) и, повернувшись к тебе лицом, улыбается и едва заметно хмурит брови, качая головой.
– Я не помню, простите.
– Жалко.
Боишься спросить о своем состоянии, хотя да данный момент это единственное, что тебя интересует. Целительница только-только сменила простыни, а на них уже появляются красные пятна крови. Ран слишком много, и все они до ужаса глубокие, поэтому открываются при малейшем движением, даже после того как те успевают затянуться тонким слоем кожи от очередного наложенного заклинания. Время идет незаметно, ты часто теряешь сознание, а иногда просто засыпаешь пока не подействует новая порция обезболивающего зелья.
К тебе приходили другие женщины в халатах лимонного цвета. «Кто придумал этот цвет», думаешь ты и отворачиваешь голову. Как же тебя достал этот тошнотворный лимонный цвет, от которого кисло на языке и хочется чихать.
– Что теперь со мной станет? – говоришь какому-то целителю, перевязывающему тебе бинты. Стараешься не смотреть на него, ты не хочешь, чтобы закружилась голова от его лимонного халата (тебе даже кажется, что в палате тоже пахнет лимоном, но это, скорее всего, были галлюцинации). – Ликантропия? Я стану... этим?.. – Этим самым. Ты становишься «этим самым», неужели ты не чувствуешь жжение внутри тебя?

6. Краткое описание персонажа.
• 6.1. Внешность.
***
Внешность: Deborah Ann Woll
• 6.2 Характер.
***
Боггарт: ***
Дементор: ***
Зеркало Еиналеж: ***
Патронус: норвежская лесная кошка (как символ полу-дикости); вызывать не умеет.
• 6.3 Таланты и способности.
Хизер физически очень сильна, поэтому ей хорошо дается спорт. Особенно девушка любит бегать, и в детстве она очень гордилась способностью обогнать любую собаку в Лакси;
Суинберн – оборотень, и она сама порой не может понять нужно ли ей гордиться этим или нет. Тем не менее, можно с полной уверенностью сказать, что рыжая получает массу наслаждения в облике оборотня. Хизер обожает загонять своих жертв, тем самым лишая их сил и надежды. Она находит эту тактику справедливой – когда ее искусал оборотень в лесу, Суинберн также была лишена сил, и даже хромала; и ей не доставляет большего удовольствия оказываться по ту сторону этого спектакля и смотреть, как отчаянно пытаются ухватиться ее жертвы за жизнь, которая ускользает прочь.

7. Артефакты.
***

***
***